1) Такое изобилие продуктов ведёт к ожирению. Ибо теперь уже не просто хочется есть, а хочется чего-нибудь вкусного, причём под настроение. Иногда бывает пельменное настроение, иногда овощное, иногда сырное, а когда в хладильнике есть всё, то можно жрать, практически не переставая, ведь всегда будет что-то, что придётся по душе. Я осознал это: еда должна быть не очень вкусной, и уж тем более не разнообразной. Потому что иногда от тоски и безделья по инерции откроешь хладильник, а там опять эта рыба! Ну не могу я её, проклятую, каждый день есть! И потянешься к ней, когда совсем уж оголодаешь. Еда должна быть такой, как в космических антиутопиях типа "Lexx" или "Кин-дза-зза!" То есть быть съедобной биомассой, которая не вызывает слюноотделения, а пойдёт только с соевым соусом или хреном. Ну в крайнем случае с баварской горчицей. Вот тогда можно будет есть, чтобы жить, а не наоборот.
2) Помер Абдул. Конечно, даже несколько удивительно, что он протянул так долго - я заботился о нём плохо, иногда забывая на целую неделю. Но он демонстрировал поразительную живучесть и из-под сухих листьев всегда отпускал новые. Но три недели на голодном пайке, которые я провёл в тысячи километров от него в Астраханских степях, - это слишком много даже для Абдула. И теперь темно-коричневый, почти невесомый, обезвоженный веник отправляется в помойку.
Теперь я лишился второго живого существа в своей бетонной коробке, теперь я по-настоящему один. Мой безмолвный компаньон меня покинул, и это заставило меня задуматься о многих вещах. И о том, как же все эти командировки сломали мой привычный уклад жизни. И о том, что, возможно, пора сделать то, что я давно уже хотел: уехать отсюда. Теперь, когда мне некого больше поливать, нет и повода здесь оставаться. У меня есть лишние деньги и груз депрессии на плечах, с которым мне должны помочь справиться новые впечатления. Мной овладело беспокойство, охота к перемене мест. Пора!
3) Иной раз убеждаешься на собственной шкуре, что СССР был самой читающей страной. Может быть, некоторые книги и не издавались, но те, которые были разрешены, выпускались в куда большем разнообразии, чтобы удовлетворить взыскательный спрос. Сейчас, когда я захожу в книжный магазин, меня встречает однообразие. Любое издательство выпускает одних и тех же авторов, я вижу бесконечные полки Харухи Мураками и его то ли тёзку, то ли однофамильца Рю. Можно подумать, что этим японская ограничивается... Где, например, Рюноске Акутагава, который считается едва ли не главным пейсателем Нихона 20 века? "Где?" - вопрошаю я у Озона. "Вот, пожалуйста, букинистическое издание, 1974 год," - отвечает мне крупнейший Инфернет-магазин. А где Дзюмпей Гомикава, которого я ищу не знаю уже сколько? Был когда-то, изданный ещё в далеком 1964... На счастье у меня есть электронная книга. Кто бы что ни говорил про ламповость бумажных книг, но иногда мой планшетик незаменим..